1
|
Я считаю, что наравне с общеизвестными правами у каждого человека есть право на чувство Дома… Для меня это чувство материально. В наше время в нашем городе явно ощущается его недостаток. Что способствует появлению этого жизненно важного чувства? Знакомо ли оно современным москвичам? От себя я отвечу, а вот, что думают об этом мои земляки, я спрошу у них лично. Дата опроса 28.11.2006 г.
|
Ответы :
 |
Надежда Павловна Бауман, поэтесса
Дома родные стены, потолок – все согревает тебя, утешает. Верно говорят, дом - моя крепость. Очень необычно я получила свою нынешнюю квартиру у станции метро «Преображенская площадь». Я жила здесь недалеко на Открытом шоссе с мамой и сестрой. Однажды в 1972 году я ехала на трамвае мимо этого дома, он только что был построен. Я сказала: «Господи, дал бы ты мне здесь в этом доме маленькую квартирку!» Прошло много лет, в нашей с мужем квартире случился пожар и встал вопрос о предоставлении нам нового жилья. И я просила городские службы дать мне квартиру в том же районе – в Гальяново, но дали мне в 1989 году именно в этом доме и именно маленькую квартиру (гостиничного типа). Сначала я хотела поменяться на большую, но потом поняла, ведь я просила именно маленькую – такую мне Господь и дал. Зато в этой квартире, в отличие от других, двери на кухню и в санузел раздвижные, что очень удобно, есть антресоль и форточка на кухне. Я всем говорю, что дом мой лучше всех. Я в одном письме своей знакомой из Германии написала – квартира у меня огромная общая площадь 197 кв. м., и спальня есть, и гостиная, и кухня. А в конце сделала приписку: «только запятую поставьте перед семеркой». Мои любимые места в Москве - театры, малые сцены театров Российской армии и Малого театра. В последнем я очень любила ходить на Нифонтову, Веру Пашенную. Театр им. Маяковского любила, безвылазно сидела в филиале Большого театра (сейчас в его здании театр Оперетты). Мои любимые улицы - Горького (местами: Тверская площадь, где памятник Юрию Долгорукому, начало улицы, где были очень приятные магазины, здание театра Ермоловой, дважды я там видела Аркадия Райкина), Никольская, Большой Черкасский переулок, где я училась в техникуме… Стихи я пишу в самых разных местах: в трамвае, в метро, в магазине, на ходу и, конечно, дома. В моем стихотворении «Москва» есть такие строки: И порою хочется От тебя сбежать, И в зеленой рощице Тихо полежать, Окунуться в море. До буйка доплыть, Гордо на просторе Чайкой попарить. Но пройдет все скоро, Вновь тоска доймет, И к тебе, мой город, Снова позовет. Тянет ведь недаром К запахам родным, К скверам и бульварам, К площадям твоим. |
 |
о. Александр (Борисов) Храм Косьмы и Домиана в Шубине
Испытывать чувство дома мне помогает то обстоятельство, что я родился в Замоскворечье (68 лет назад). И до сих пор живу в этом же самом районе, в десяти минутах от того места, где я провел детство и где закончил школу. Я несколько раз переезжал, но все время в пределах одного района. Я жил на Серпуховке, сейчас уже 40 лет живу на Пятницкой улице. Вокруг меня дома, переулки, которые я знаю всю свою жизнь. У меня был короткий – и это очень радостно – период времени, когда я жил на окраине, где сейчас метро Каховская. И знаете, когда я вернулся в то место, где я родился, был в детстве, у меня несколько лет было ощущение праздника - я у себя дома! И я бесконечно благодарен Богу, что жизнь моя вот так сложилась, что мне никуда не пришлось особенно далеко перемещаться. Особенно тот опыт, когда пять лет я жил на окраине и потом вернулся в центр, драгоценен для меня. Трудно представить, как я буду жить где-то в другом месте! И у меня, конечно, чувство неловкости постоянно, что мне очень легко добраться до любого места, что вокруг много транспорта. У меня даже какое-то чувство вины перед другими людьми, которым приходится добираться на метро, на автобусах, идти пешком. Я очень хорошо знаю, что это такое по тем пяти годам, что я провел у метро Каховская. И конечно, на чувство дома влияет, что последние пятнадцать лет я служу в центре Москвы, в Столешниковом переулке. Это улицы и переулки, которые мне с детства знакомы, мы тут в молодости гуляли. Все эти здания, все это очень хорошо знакомо. Единственное, что меня сейчас огорчает, это переименование улиц в старые названия. Вместо благородных названий улиц Огарева, Рылеева, Москвина стали Газетный переулок, Петров переулок, Глинищевский переулок. Они может, названия исторические, старинные, но мне не привычны… То же самое Большая Дмитровка. Уже церкви Великомученика Дмитрия давно нет. И как было хорошо, когда она называлась Пушкинской, а Малая Дмитровка улицей Чехова. Все это было связано с именами замечательных деятелей русской культуры. Это, конечно, печалит. Я испытываю чувство неловкости перед всем остальным российским населением за то, что Москва была и остается городом более богатым, более благоустроенным, городом более высокой культуры, чем другие города. У меня такое впечатление, что в дореволюционной России такого разрыва не было. Мы знаем, что Дмитрий Иванович Менделеев был профессором Казанского Университета. В Киеве, в Петербурге, в Саратове были прекрасные Университеты, прекрасные ученые, научные кадры. В Одессе, в Кишиневе тоже. Многие люди нашей советской культуры и науки вышли оттуда. Если бы там не было достойного уровня, этого не могло бы быть. И поэтому одновременно с чувством дома, уюта и радости всегда вот это чувство неловкости перед остальной Россией. Какое-то чувство вины за то, что мы находимся в таких более привилегированных условиях. Но, в общем-то, я не выбирал этого, я просто родился в Москве, в Замоскворечье. Конечно, очень бы хотелось, чтобы наши крупные города, сибирские города, вновь становились такими же центрами, если и не равными с Москвой, то, во всяком случае, близкими к ней. Мне кажется, это та перспектива, которая должна быть избрана и нашими народом и правительством, всеми, от кого это зависит. Чтобы у нас не было такого разрыва между столицей и провинцией, какой есть сейчас. Все российские граждане имеют такое же право на Москву, как и мы, родившиеся здесь. Я не претендую ни на какую привилегированность. У меня только досада и неловкость, что в других местах условия жизни хуже. И еще для моего чувства дома важно то обстоятельство, что центр Москвы, даже в советское время, был довольно богат церквями. В Замоскворечье, где я родился, буквально в пятнадцати минутах ходьбы было целых три церкви – на Ордынке, на Новокузнецкой и на Якиманке. На Якиманке Иоанна-воина, на Ордынке – Всех Скорбящих Радости, Николы Кузнецкого на Новокузнецкой улице. Совсем недалеко была Духовская церковь, немножко дальше, за Даниловской площадью. Но все это близко. На фоне того, что во многих местах России до церкви приходится добираться за десятки километров, конечно, тоже какие-то условия тепличные даже для советского времени. Ну а сейчас тем более, когда я поставлен настоятелем вот в этом храме в центре Москвы. Это место когда-то было библиотекой иностранной литературы, и я еще студентом здесь занимался, брал научные журналы. В юности мы здесь много гуляли, все кафе, магазины мне были очень хорошо знакомы. Впрочем, большинство из них сейчас или закрыты или переоборудованы, и цены там такие, что не подступишься. Я чувствую радость и одновременно ответственность, потому что нужно быть достойным нашего замечательного города и его культуры и духовного уровня. Интересно, что многие статистические показатели говорят, что численность людей, которые постоянно посещают храмы и численность людей, которые постоянно исповедуются, причащаются, читают Евангелие, вечернюю молитву в нашем городе в 2-3 раза выше, чем в целом по России. В этом отношении Москва тоже оказывается впереди. Это и понятно, просто на глаз видно, что список книг в светских и в церковных магазинах других городов в 2-3 раза беднее, чем в Москве. В Петербурге с этим делом еще достаточно благополучно, а если взять другие города, Ярославль, Вологду, конечно, все гораздо беднее. Так что Москва находится в таком очень привилегированном положении, и я думаю, что это все-таки неправильно. Это то, что должно быть в процессе нашего дальнейшего развития нивелировано. Чтобы все жители нашей страны в равной мере пользовались и культурными и материальными благами. Для православия дом это всегда то место, где человек может спокойно жить, где человек может трудиться, молиться, потому что существование в пути, на чужбине всегда оценивается как неблагоприятное, неблагополучное. Библия говорит: сироту и пришельца не обижай. Дом это всегда место, где человек может вести регламентированный образ жизни, потому что человеку трудно сосредоточиться на молитве, на чтении слова Божия, на духовной жизни, когда он находится в круговороте внешних событий, когда внешняя жизнь не налажена, неблагополучна. И наоборот, существование размеренной, регламентированной жизни для духовной жизни гораздо эффективнее (приятней). Не случайно, когда люди находятся в путешествии, для них в посте и молитве облегчение, потому что церковная традиция прекрасно понимает, что, находясь в путешествии, человеку очень трудно сосредоточиться на духовной жизни. Нужно успеть себя обеспечить одеждой, едой, условиями жизни и т.д. Так что, конечно, дом это весьма ценное понятие, как вообще место, земля. С точки зрения Библии, кочевое состояние это состояние временное. Израилю обещается именно земля, на которой он будет жить, на которой он будет обитать, находиться на одном месте. Состояние передвижения, перемещения это всегда состояние, близкое к военным, боевым условиям, когда приходится защищаться и что-то завоевывать. Так что на самом деле, состояние для процветания – и культурного, и материального, и духовного – это все-таки состояние оседлой жизни. И поэтому про многих людей культуры, науки мы знаем, что они жили в одном месте. Конечно, путешествовали, собирали материалы, но для спокойного труда необходима оседлая жизнь. Мы знаем, что Дарвин, скажем, совершил кругосветное путешествие, собрал огромное количество материалов. Но потом сидел несколько лет в своем поместье в Англии, все это обрабатывал. Действительно он был замечательным зоологом, замечательным ученым. Я уж не говорю об Иммануиле Канте, у которого все было расписано по часам, потому что только размеренный быт может обеспечить плодотворное творчество… |
 |
Ольга Струкова, мастер цигун
Что такое дом? Ведь можно определить разные аспекты дома. Для меня дом очень многоплановое понятие. Это могут быть стены, наполнение дома, это может быть дух, это могут быть люди, которые в нем живут… Атмосферу дома создают старые вещи, которые я помню с детства. Это старый комод, который никто не менял, который был всегда. Он теплый, деревянный, приятный, у него три больших ящика, где всегда хранилось белье. Его приятно закрывать-открывать. Сверху два маленьких ящичка для документов, где они всегда и лежали. В больших ящиках хранилось белье, которое приятно пахло свежестью, потому что мама всегда вешала белье сушиться на мороз. Когда сушишь белье на улице, оно необыкновенно ароматное. Во втором отделе были полотенца, тоже стопочками и платочки в очень красивых маленьких вышитых саше. Мама сама вышивала. Мои дедушка с бабушкой работали после войны до 1948-го года в Германии в военном госпитале. Дед был главным хирургом госпиталя. Какие-то вещи привезены из Германии: маленькие стеклянные фигурки, очень красивые, собачки, пасхальные яйца… Приятные вещи, которыми я играла в детстве. Были там старые монеты, большая металлическая коробка из-под чая. Я помню их запах, ощущение соприкосновения с ними, как они выглядели. И запах у них был специфический, потому что все фигурки лежали в ватках, чтобы не побились. Мама разрешала все это смотреть, но очень аккуратно. У стеклянной собачки чайного цвета, как крепко заваренный чай, сейчас уже хвостика нет. Очень приятны воспоминания о детстве. Именно в этом дом. Я ощущаю это в полной мере, когда мы собираемся у моей мамы, моя дочь, я - три женщины, три поколения нашей семьи. Ощущение дома возникает, потому что там гнездо, там дух дома, там я выросла, там выросли мои дети, там встречалось все наше семейство, когда нас было много. Когда мы все вместе, возникает ощущение восторга, потому что возвращаешься к истоку, возвращаешься в свою колыбель. Она придает силу, вот эта колыбель. Это не только мое ощущение. Моя дочь в восторге, когда мы собираемся втроем. Она говорит, что испытывает фантастическое ощущение единства и силы. Мы чувствуем себя очень комфортно, несмотря на то, что отсутствуют наши мужчины: моего папы уже просто нет, мой сын сейчас учится в Пекине. Но вокруг нас, на полках, стоят их фотографии. Мы вспоминаем прошлое, обсуждаем последние новости, строим планы на будущее. А мой дом сейчас пребывает в стадии реконструкции. Я сплю на полу, у меня до сих пор нет кровати, потому что моя комната маленькая, не хочется заставлять ее вещами, но там мои книги и я могу отдохнуть от всего. Где я работаю, там для меня тоже дом. Там, где мы с дочкой - тоже дом. Когда мы ездили с ней в Китай и были в Пекине у моего сына, который снимает квартиру и живет вместе со своей девушкой - китаянкой, я чувствовала себя тоже как дома. У него очень маленькая квартира, даже по китайским меркам. Было тесно, но я чувствовала себя дома, потому что мои дети были рядом со мной. А моя дочь на вопрос, что бы она ответила на вопрос о доме, сказала, где я – там и дом. Везде, где она бывает, она чувствует себя дома. Это совершенно фантастическое ощущение, ведь она часто ездит в командировки! Она умеет создавать дом везде, везде ей уютно и комфортно. Дом – это твое внутреннее состояние, говорит она. Я никогда не произношу слова «квартира», только когда говорю, что мне надо отремонтировать квартиру. Нельзя сказать «отремонтировать дом», потому что дом больше, чем квартира, больше, чем вещи. Его можно и нужно создавать! Дом - это дух, который там есть, это мы сами. |
 |
Сергей Селихов, редактор
Сегодняшнее состояние Москвы одно из самых тяжелых за всю ее историю. Чтобы справиться со всеми бедами Москве необходима любовь - наша любовь… Чтобы у москвичей осталась хотя бы надежда на возвращение чувства Дома, сегодня каждый из нас должен спросить себя: что я сделал для любимого города, чем ему помог? |
 |
Нина Александровна Ярославцева, заслуженный деятель искусств, директор Дома-музея В.М.Васнецова, создатель фонда "Мир русской души"
В музей Васнецова я пришла очень давно - 30 лет назад. Я не знаю, почему - это трудно объяснить рационально. Дом совершенно уникальный и мне хотелось, чтобы он стал красивым, чистым, чтобы в него приходили люди, и он стал похож на музей. Объяснить, почему я работала с таким энтузиазмом и пыталась за полгода привести его в нормальное состояние, очень трудно. Я работала так, как будто это был мой собственный дом. И потом, имя Васнецова с детства входит в плоть и кровь каждого русского человека. Я, наверно, не единственная, у кого над кроватью висела репродукция картины «Аленушка». Поэтому, когда я попала в дом Васнецова, это был уже мой, знакомый дом. Он был в плачевном состоянии. Помню, я сидела в кабинете, укутавшись в дубленку, так как не было отопления. Все в доме было поломано, и это было ужасно. Мне очень хотелось, чтобы дом снова жил, чтобы в нем было тепло, чтобы приходили люди. И я все для этого делала. Помню, меня даже вызвали на какую-то комиссию административную, за то, что я все перекопала на участке. Я объясняла, что нужно было сделать отопление - в доме мороз! Там были газовые аппараты, страшные такие стояли. Я подсоединила дом к центральному отоплению… и меня оштрафовали за хулиганство в городе Москве. Когда дом начал жить, то стали приходить люди. Не только экскурсанты, но и художники; было очень много красивых вечеров. Творческая интеллигенция очень любила собираться в доме. Приглашал всех Андрей Владимирович Васнецов, внук Виктора Михайловича, народный художник, потом он стал председателем правления Союза художников СССР. Эти вечера очень любили, засиживались заполночь, и дом жил. Все чувствовали его удивительную атмосферу и говорили, что это аккумулятор для творчества. А те, кто приходил к нам еще детьми, потом приводили своих детей. Я помню, приходил сын Агнии Барто и написал: «Я счастлив, что снова попал сюда, прекрасная пора детства снова со мной». Вот такие уголки чудом сохранились в родной Московии. Люди так воспринимают этот дом, потому что приходят в разном возрасте, с раннего детства и до глубокой старости. Этот дом любим и иностранцами. Была очень хорошая традиция, когда МИД приводил сюда всех первых лиц, приезжавших в Москву с визитом. Приходили и первые дамы, они этот дом очень любили. Помню, за этим домом был закреплен специальный переводчик. Равных дому нет, хотя художники строили для себя подобные дома. Это были другие дома, скажем, Красный дом Уильяма Морриса в Англии. Но то английский дом, а это русский. Он совсем другой. Васнецов создал свой дом, отличный ото всех. И этот мир привлекал людей, наверно, таким же образом привлек он и меня. Это не просто бревна, это не просто крыша, не просто система отопления. Это особый мир, в котором живешь. Ну а вообще, если говорить глубже, музейная работа, это особый вид деятельности. Музей это жизнь. В музее живут. Только те люди остаются в музее работать до конца своих дней, которые живут в музее. У меня с этим домом связана вся моя жизнь, 30 лет это целая жизнь. Здесь было очень много встреч, интересных знакомств. Я приходила утром, как в свой дом, с ощущением радости бытия. Дом светлый. Такого не бывает, в других местах. Это мое личное, трудно объяснимое чувство. Поэтому 30 лет я пытаюсь его поддерживать, хотя это очень трудно. Он особенно никому больше не нужен в плане существования и выживания. Поскольку дом деревянный, старый, он требует постоянной заботы, как старый человек. Деревянные дома больше ста лет не живут. Они потом начинают оседать, начинаются проблемы со здоровьем. Поэтому, как могу, я его поддерживаю. И видимо, дом отвечает тем же, поскольку когда я прихожу туда, мне становится тепло только потому, что он есть. Я не представляю, что могу его оставить, перестать работать в этом доме. Так, может, и бросила бы его – и возраст у меня определенный, и другая работа есть, но потому что это мой дом, я не могу его оставить. Иначе он погибнет. Я думала, что это будет мой последний подвиг по восстановлению московской архитектуры, но пришлось еще второй дом восстановить – дом купцов Недыхляевых. Я тоже не понимала, почему я взялась за это дело, почему так получилось?! Это все свыше… Был 92-й год, мне предложили восстановить этот сгоревший дом и участок в Троицком переулке. Я помогала вернуть подворье, находившееся на этом участке, Троице-Сергиевой лавре и в мои планы вообще не входил никакой бизнес, я вообще не понимала, что такое бизнес. И, тем не менее, начала восстанавливать дом, шаг за шагом. Я не понимала, откуда взять деньги, очень трудно было, очень… Тем не менее дом восстановила, сейчас уже как-то вжилась, так же, как в Доме-музее Васнецова. Этот дом купцов Недыхляевых, тоже деревянный. Видно судьба мне восстанавливать избы. Это как у Есенина: И теперь, когда вот новым светом И моей коснулась жизнь судьбы, Все равно остался я поэтом Золотой бревенчатой избы. Вот два деревянных дома и оба связаны с моей жизнью. Люди приходят в них, им очень нравится, потому что аналогичных домов нет в Москве. Деревянное зодчество погибло, а ведь когда-то Москва была деревянной. Только на даче наши посетители могут что-то подобное видеть, а тут в центре Москвы такой особняк. Детям особенно нравится, что в доме есть тепло, особое, какое бывает только в деревянном доме. Они не могут этого ощущать в своих типовых квартирах, а здесь оно есть. Что такое мир русской души? Это стремление осознать себя, осознать, что такое русская душа. Это деревянный дом, стоящий рядом с церковью, в котором живут старые вещи, напоминающие о былом величии России. Это место, куда можно прийти и в теплой атмосфере выпить чашку чая, вспомнить о былых традициях России, почувствовать это сердцем. Такой мир я и создала. Люди чувствуют это, возвращаются, значит это кому-то нужно! |
 |
 |
|||
|
||||
 |
 |
|
|
|||
|
||||
|
|
|
|
|||
|
||||
|
|
|
|
|||
|
||||
|
|
Оставлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. Пожалуйста, пройдите процедуру авторизации здесь.
